( К 100-летию со дня рождения А.Кешокова)
Творчество Алима Пшемаховича Кешокова — и сегодня не стало литературной историей, а продолжает укреплять наши души в сложное и противоречивое время.
Долитературная традиция адыгов, всегда стремилась воссоздать мир человека в самых его глубоких связях с бытийными основами. Вот где истоки творческого кредо А. Кешокова. К какой бы теме он не обращался, в его творчестве мы наблюдаем органичный синтез индивидуализированного лирического начала с народно-эпической традицией. Приведем несколько примеров из раннего творчества А. Кешокова с его романтическим порывом и устремленностью к гармонии, к пластике легенды.
О, если б мне чудесный конь достался,
Не стал бы я на нем сидеть седле:
Вскочил бы на хребет его и мчался,
И Млечный Путь провел бы на земле.
А вот и другие, прекрасные своей лукаво-ироничной концовкой, стихи, закрепившие в литературе новую «надэтикетную» художественно-стилевую тенденцию.
Куда тебя, прыть молодая,
Несет под полночной луной?..
Смеется джигит: «Никогда я
Не езжу дорогой дневной!» –
«Безумец, коль веришь в удачу,
Посватай-ка дочку мою!
Добьешься согласья – в придачу
Любого коня отдаю!» –
«Чужих скакунов не седлали,
Дареных не держим коней.
А дочка твоя… – не она ли
Под черною буркой моей!..»
Значительность поэтической образности А.Кешокова, ее действенности на развитие поэзии и прозы определяются, прежде всего, темой родины в ее радостных и трагических испытаниях:
Скала единой глыбою была,
Была она величьем знаменита,
А ныне даль осколками покрыта,
Судьба народа, как судьба гранита.
За постоянством развития этой темы стоит нарастающий национально – этико — эстетический потенциал, что делает творчество А. Кешокова типологичным творчеству таких известных советских поэтов, как К. Кулиев, Р. Гамзатов. М. Карим, Д. Кугультинов и другие. В оценках союзной критики их творчество стало не только ориентиром, но и мерой развития новописьменных литератур в контексте советской многонациональной культуры.
В национальной эпопее «Вершины не спят» А.Кешоков повествует о жизни кабардинского и балкарского народов предоктябрьской, революционной и послереволюционной эпох. А. Кешоков художественно исследует закономерности этого исторического движения, которое воедино связано с судьбами отдельных героев. Народ и революция, утверждение социалистических преобразований в Кабардино-Балкарии, становление национальной интеллигенции – вот далеко не полный перечень проблем, которые нашли художественную интерпретацию на страницах «Вершин…». Мы уже немало знаем о противоречивости 30-х годов прошлого века, но социально-политическую атмосферу тех лет наши уважаемые доктора фальсификации (по удачному выражению Р. Быкова) продолжали тогда трактовать с вульгарно-социологических позиций. В этом смысле «Вершины…» остаются единственным источником, раскрывающим драматизм новой социальной жизни перед нами. Остановимся на неисчерпаемой для адыгского литературоведения герое произведения Казгирее Матханове.
Вызревание нового для наших народов классового самосознания, действительно, носило не всегда только созидательный характер (скажем, деятельность Инала Маремканова).
Одно из самых зримых достижений А.Кешокова — это то, что общечеловеческие интересы ставились им уже в 60-е годы XX века выше классовых, что открывает нам новые проблемные грани анализа, в опередившем время кешоковской эпопее.
Для части народа, преодолевшего неоязыческое миропонимание Матханов-Катханов, был и остается духовной преемственностью и своеобразным ориентиром конфессиональной стабильности.
Но, где же истоки это самого загадочного в адыгских литературах героя?. В эпопее «Вершины не спят» озвучены все звенья народно-эпических традиций – от элементов быта до полноты его восприятия. А. Кешокову удалось воссоздать диалог традиций в конкретно-исторических условиях. Здесь интересно, что направленность постижения духовного пространства Жабаги Казаноко и Казгирея Матханова обозначены Северный Кавказом – Москвой – Меккой. Ощущаются и литературно-генетические корни «Вершин…» – это «История Шоры Ногмова и идеи баксанского просветительского центра.
Таким образом, этапным для развития адыгской литературы произведением-эпопеей «Вершины не спят» А Кешоков преодолел схематизм художественного мышления – прямолинейное противопоставление прошлого и настоящего и вернул литературе путь её эволюционного развития.
В «Сломанной подкове» народ снова предстал перед «своей» и «чужой» судьбой. Диалектическое понимание нравственного выбора, соотношения национального и общечеловеческого делает «Сломанную подкову» многомерным произведением. И здесь писатель дал ряд запоминающихся национальных характеров, ставших неотъемлемым фактором художественного сознания и национальной культуры в целом.
Для «Сломанной подковы» точка зрения автора совпадает с народным восприятием целостности и единства мира, пусть и расколовшегося на мир Добра и Зла. Отсюда движение коллизии в «Сломанной подкове» осуществляется не столько по причинно-следственной логике внешних событий, сколько по глубинной логике борьбы Добра и Зла, включение в сюжет, казалось бы не влияющих на интригу эпизодов. Словом, для прозаического творчества А. Кешокова характерно утверждениеэпического мышления во всей его полноте.
Если рассмотреть прозу А. Кешокова в рамках эволюции жанровых форм в национальной литературе, то вырисовывается путь писателя от эпопеи к собственно романному мышлению. В. Солоухин писал: «Для истинного поэта поэзия – это и есть его общественное поведение, а его поведение – это и есть его поэзия».
Да, это так, но хотелось бы, тем не менее, вспомнить один случай из нелитературной биографии писателя. В народе говорят, что Алим Пшемахович, некогда занимавший пост заместителя Председателя Совета Министров, принял решение, идущее вразрез с официальной политикой того времени – ликвидацией личного подсобного хозяйства тружеников села. Дальше – понятное дело. Вот откуда идут «художественные просчеты» тогда еще не опубликованных и даже не написанных Кешоковым произведений. В действительности все было конечно же куда сложнее, но народ всегда и во всем верно расставлял акценты и никогда не приписывал легенд людям, их не заслуживающим. И в ответ на доверие читателя – всегда мужественное, честное, выстраданное и гордое слово поэта:
Я жил под щедрым камнезвездным небом,
Я стал частицей этих твердых скал.
Порой из них не мог я выжать хлеба,
Но слово я из камня выжимал.
Если вернуться к «Сломанной подкове», то можно сказать, что герои А. Кешокова выдержали трудные испытания, нравственный итог которым подводит Бекан, выражая в форме традиционной мудрости новое отношение к историческому пути своего народа: «Не сломанная подкова прерывает путь, а сломанная воля. У нас сломана лишь подкова, воля не сломана».
Что и говорить, «Сломанная подкова» – сложная вещь, отсюда трудности не только творческого порядка. Наша литературная, и не только литературная, общественность понимала и решала эти непростые проблемы с необыкновенной легкостью. Критика А. Кешокова (только одного А. Кешокова) в иные времена была доступна всем, и некоторые стратеги, наблюдавшие за суровыми событиями Великой Отечественной войны со стороны (отсиживаясь на родине Руставели), спустя много лет после войны храбро атаковали ее непосредственного участника всеми имеющимися под рукой демагогическими средствами и приемами.
А вот что говорит сам А. Кешоков о национальном: «Я уверен, что национальное своеобразие – это то, что людей сближает, а не разъединяет». Но творчество А. Кешокова всегда неподдельно интернационально, а потому актуализировано современностью. В заключение приведу слова С. Аверинцева: «Были народы, внесшие уникальные вклад в развитие цивилизации, и народы, не давшие почти ничего. Но важно не это. Важно то, что… того немногого, что они внесли, нельзя заменить ничем другим». Имя А. Кешокова навсегда будет связано с тем «немногим». Я уверен, что творчество А. Кешокова станет основой реального ориентира наблюдавшегося в последнее время роста национального самосознания. Ярким свидетельством тому является роман «Корни», которым А.Кешоков снова определил и опередил направление развития адыгского современного литературного процесса.
Ю.Тхагазитов., З.Каскулова
